Наталия Белохвостикова: «Однажды ради мужа я остановила самолет!»

Наталия Белохвостикова: «Однажды ради мужа я остановила самолет!»

– Вот говорят: жена режиссера… Жене режиссера в тысячу раз сложнее, чем просто артистке, – число недругов сразу резко прибавляется.

А она всегда держала марку, независимо ни от чего. Я понимаю, что, наверное, есть переживания, но тем не менее она никогда не позволяла себе сгибаться. И это великое качество человека, актрисы.

Слова, сказанные о Людмиле Касаткиной, вполне сошли бы за жизненный девиз и для самой Белохвостиковой. Знаменитой актрисы и жены большого режиссера, которой в конце июля исполнилось 70 лет.

КИНО И ЗАВИСТЬ

– Наталия Николаевна, можно сказать, что такой, какая есть, вас сделал муж Владимир Наумов? Как Пигмалион Галатею?

– Нельзя, конечно. Мы встретились совершенно сформировавшимися людьми, несмотря на то, что я была совсем молоденькой.

Я училась у Сергея Герасимова, снималась уже у разных режиссеров, поездила по миру, призов наполучала. То есть уже очень крепко стояла на ногах и в этой помощи не нуждалась. Выходя замуж, я совершенно не думала, что буду работать с Володей. Это случилось много позже, спустя два с лишним года. На первые съемки к нему (это был фильм «Легенда о Тиле») я пришла, когда дочке было уже три недели. Так что с Наумовым мы в первую очередь муж и жена. А актриса – режиссер – могло случиться, могло и нет…

– Что же, никакого влияния извне – все сама?

– Нет, ну во-первых, я иначе стала относиться вообще к кино как к искусству, совершенно другое кино увидела его глазами: фильмы Феллини, например. Потом я вошла в круг людей мне неведомых, интересных. Первое, куда мы пошли, был концерт Евгения Евтушенко, который вообще тогда практически не выступал. Дальше мы смотрели «Гамлета» с Высоцким. Я увидела совсем другой мир, который никогда бы в жизни не узнала, если бы не встреча с Володей.

– После замужества больше приобрели друзей или врагов?

– Наверное, какой-то момент отторжения и негативных эмоций со стороны был. Но это нормально в профессии, да и вообще в этом мире. Удача всегда тяжелее прощается, чем неудача. Когда нельзя пожалеть, обычно друзей не так много.

– Одна актриса как-то сказала: «Подумаешь, Чурикова. Будь у меня муж Панфилов, я была бы не хуже».

– Я читала подобные интервью… Вы знаете, когда я училась в школе, в шестом классе, у меня была подружка. Мы вместе ходили на Патриаршие пруды, на каток – каждый вечер. Как-то, когда я в очередной раз после летних каникул приехала из Стокгольма (Белохвостикова – дочь дипломата и провела детство в Лондоне и Стокгольме. – Ред.), она на меня смотрела, смотрела и вдруг сказала: «Ты знаешь, я бы тоже смогла быть дочерью посла. Просто моя мама не вышла замуж за дипломата». Это ответ на ваш вопрос.

– То есть вы в курсе, что такое женская зависть?

– Ну, наверное. Понимаете, актер не обязательно должен нравиться. Как и любой нормальный человек. Надо быть сумасшедшей, чтобы пытаться нравиться всем… Естественно, я это ощущала. И ощущаю до сих пор. И мне очень хочется, чтобы я ощущала это и дальше.

ТЮЛЬПАНЫ И СТИХИ

– Ваш отец был очень занятым человеком, часто уезжал. А есть такое суждение, что за людей много старше себя выходят те девушки, которым в детстве не хватало отцовской ласки.

– Нет, у меня был замечательный отец. И если мы разлучались, то не более, чем на три месяца, а не на годы. Другое дело, что папы давно нет, он очень рано умер. Но дело не в этом. Просто случилось так, что летели два человека в самолете. И все, и больше ничего. Летал он в других самолетах всю жизнь – не происходило. А тут сели и… прилетели.

– А может, вас сверстники просто не интересовали?

– Может быть. Может, я просто не успела с ними пообщаться – я ведь познакомилась с Володей через два месяца после окончания института, а окончила я институт в 19 лет. Ну так случилось…

– Позвольте еще одно предположение. Не сыграло ли свою роль то, что у Наумова были совершенно другие возможности по сравнению с теми же сверстниками. Не только материальные – он мог вам многое показать, научить, открыть глаза.

– Открыл мне он многое уже потом, спустя время. А так – это была просто такая замечательная история двух людей, которые встретились на этом свете и которые не думали ни о чем, кроме того, чтобы быть вместе.

Показывать мир, снимать, сниматься – совершенно не на этом были построены отношения.

– Но вам приятно вспоминать, как Наумов за вами ухаживал?

– Да, мне приятно. Он писал с Аловым сценарий в Пицунде тогда. Мобильных телефонов, конечно, не было, был только телефон-автомат. И до сих пор люди помнят, как в Пицунде он ходил с мешком и у всех отбирал 15-копеечные монеты, потому что наменять их было сложно, а автомат без конца ломался, глотал монеты безжалостно, пока дозвонишься, целый мешок уходил. И вот эти два месяца он мне так звонил… Или выезжал на премьеру «Бега» в Голландию и привез мне оттуда огромный букет тюльпанов. Там был, по-моему, 31 цветок, и ни один не повторял цвета другого. Ну и столько стихов, сколько я слышала в то время по ночам, я не слышала никогда в своей жизни – он знал и знает наизусть буквально все.

– Родители ваши как реагировали?

– Замечательно. Они с ним познакомились намного раньше, чем я, – Володя во главе делегации кинематографистов приезжал в Швецию, где папа служил послом. Вообще у меня мудрые были родители. Когда в 16 лет я отправилась в институт, они мне сказали: ты взрослая, решай сама. Они мне ни разу в жизни не сказали «нет», что было, наверное, их величайшей мудростью, за которую я папе и маме бесконечно благодарна. У меня этой мудрости нет, я начинаю чего-то думать, переживать: а почему так, а почему не так. А у них была какая-то безумная вера в меня. И если я что-то делаю, значит, я должна делать только так и никак иначе.

ШУКШИН И АЛЕН ДЕЛОН

– Но давайте о других мужчинах. Вашими партнерами были Даль, Высоцкий, Смоктуновский, Дворжецкий. Ален Делон, в конце концов. Кто из них запомнился больше?

– Все, наверное. Эти люди задали планку: как надо и чего не надо. От первого, от Василия Макаровича Шукшина. Это вообще потрясение. Я была совсем маленькая, 17 лет, вошла в комнату, где мы должны были репетировать, и он там стоял у окна, закуривал, у него дрожали руки. Он волновался, хоть был уже человек ужасно известный. Когда заканчивались съемки и можно было вечером отдохнуть, он садился за стол, пил кофе и писал. То есть эти люди: Шукшин, Высоцкий, Даль – они на пределе возможности существовали. Рядом с такими людьми ты пытаешься двигаться дальше, а не буксовать на месте.

– Ален Делон не входит в этот список? Французский красавчик был чересчур заносчив?

– Да нет. Хотя в первый съемочный день, наверное, все-таки, чтобы доказать, что он такой популярный и известный, Делон сказал, что в намеченном месте его невозможно будет снимать. Мол, набегут люди, и надо выбрать другую, более тихую улицу, другой дом. Ему пытались объяснить, что это очень быстрая съемка: его никто не увидит, он выйдет из подъезда, прыгнет в машину – и все. Наступил момент съемок, все загримировались. И чего-то вдруг потеряли из вида Делона. Какой-то голос спросил: а где Ален, где он? Все засуетились, забегали из комнаты в комнату, какое-то напряжение повисло в воздухе. Открыли окно, а там весь двор забит людьми. И Ален спокойненько стоит у двери, подпирая стеночку рукой, и собирает толпу. Видите, говорит, я же предупреждал, что снимать здесь не сможете. А Курт Юргенс, который играл адвоката, сказал: поменять надо не место съемок, а артиста – на Бельмондо. А они тогда были два первых номера, соперничали во всем… Сейчас это так смешно – вел себя как ребенок. Потому что буквально на следующий день в том же месте мы все сняли, и никто даже не остановился, никто его не заметил.

ПРИЧЕСКА И САМОЛЕТ

– Многие женщины, глядя на вас, говорят: Белохвостикова всегда одинаковая: один и тот же имидж, одна и та же, извините, прическа, одна форма очков…

– Нет, очки у меня разные, но я люблю большие оправы. Не знаю почему – нравится так... Понимаете, я же в кино готова была меняться как угодно. А если профессия предполагает постоянные изменения, то в жизни ты ведь можешь оставаться той, которой себя воспринимаешь.

Бывает же, что человек чувствует себя комфортно именно в таком виде, в таком качестве.

– А очки – это зрение или, может быть, некие шторки от внешнего мира?

– Скорее второе. Нет, я не закрываюсь, но это не зрение. Более того, когда в школе говорили, что надо носить очки, исправлять близорукость, я никогда их не носила. А первый раз надела, когда был фильм «Берег»: мы снимали в Гамбурге, героиня там была в очках. И вы знаете – мне понравилось. Но ничего специального – мне просто так удобно.

– А постричься никогда не думали? Многие вспоминают «Тегеран-43», где у вас короткое каре. Которое, кстати, очень вам шло.

– Это был парик. А собственная стрижка никогда не будет такой же. Нет, я люблю длинные волосы. А может, просто нет какой-то внутренней потребности что-то менять… Правда, недавно я все-таки изменила немного прическу – сделала челку, что для меня вообще подвиг. Своего рода откровение, потому что я никогда не хотела этого делать.

– Вообще часто сами себя удивляете? Какой поступок стал для вас самым неожиданным?

– Поступок?.. Однажды мы летели во Францию с Володей. У него разболелась голова, и он выпил таблетку от давления. Тем самым себе его сбил. Самолет уже выруливал на взлетную полосу. И вдруг мне стукнуло, что если у человека упало давление, то ему ни в коем случае нельзя лететь. Потому что при взлете оно упадет еще, и есть опасность очень большая. Откуда я это знала, кто мне это рассказывал – понятия не имею. Но я остановила самолет. Нажала кнопку, вскочила, вызвала стюардессу. Ворвалась в кабину, сказала, что человеку плохо и надо срочно остановить самолет. Они смотрели на меня как на умалишенную… Никогда бы не подумала, что способна на такое...

Фото: Агентство «Москва»,

Г. Усоева,

А. Ломохова,

Б. Кремера