Чрезвычайное происшествие, случившееся в городе Отрадном в февральские дни 1973 года, по сей день считается беспрецедентным не только для Самарской области, но и для всей России.
До сих пор ветераны самарских правоохранительных органов при упоминании событий тех дней мрачнеют лицом и при первом же удобном случае стараются перевести разговор на другую тему. Это и понятно: ведь после отрадненского инцидента мнение простого человека о нашей милиции, и без того довольно нелестное, и вовсе скатилось в сферу непечатных выражений. Впрочем, основания для этого тогда были, причем весьма серьезные.
(При подготовке данной публикации использованы материалы уголовного дела № 2-77-1973 года из архива Самарского областного суда).
ЧП союзного масштаба
Празднование Дня Советской Армии в 1973 году в Куйбышевской области прошло на удивление сдержанно, без пышных заседаний и речей. Областному руководству тогда было не до торжеств: ведь в течение нескольких дней в конце февраля Куйбышев буквально осаждали высокие комиссии из ЦК КПСС, КГБ и МВД СССР, Прокуратуры СССР. Куйбышевскому обкому КПСС и облисполкому приходилось организовывать для проверяющих поездки в небольшой рабочий городок Отрадный, в 50-е годы выросший на месте Мухановского нефтяного месторождения на востоке области. Однако вовсе не проблемы нефтедобычи оказались поводом для столь массового приезда московских гостей в этот неприметный уголок Заволжья. Нет, причиной тому стала странная и дикая выходка двух сержантов милиции, сотрудников Отрадненского ГОВД, последствия и масштабы которой даже в наше насквозь криминальное время просто не укладываются в нормальной человеческой голове.
А до этого, поздним вечером 22 февраля, в Отрадном побывал прокурор Куйбышевской области, государственный советник юстиции 3-го класса Н.А. Баженов, который по итогам трагических событий уходящих суток подписал постановление о возбуждении уголовного дела по статье 77 УК РСФСР (бандитизм). В этом документе было сказано следующее:
«21 февраля 1973 года примерно в 22 часа инспектор-дежурный Отрадненского ГОВД сержант милиции Дорофеев М.С. во время своего дежурства по отделу совместно с инспектором-дежурным спецкомендатуры Отрадненского ГОВД сержантом милиции Шурыгиным А.М. изъяли из металлического шкафа ГОВД два автомата Калашникова с 660 патронами к ним, 2 пистолета Макарова с 32 патронами к ним, и с указанным оружием скрылись. 22 февраля 1973 года Дорофеевым и Шурыгиным с применением этого оружия было убито 11 человек и 5 человек ранено. Принимая во внимание особую тяжесть совершенного преступления, его многоэпизодность и совершение убийств на территории нескольких районов области, постановляю создать следственную группу под руководством начальника следственного отдела облпрокуратуры Кошарского И.Л.» (рис. 4, 5).
Через четыре дня это уголовное дело принял к своему производству следователь по особо важным делам при Прокуроре РСФСР М.А. Пеганов, срочно направленный для этого в Куйбышевскую область. Вскоре все прочие высокие проверяющие отбыли из Отрадного обратно в Москву, а следственная группа еще в течение четырех месяцев скрупулезно докапывалась до причин, из-за которых двое парней в милицейской форме докатились до бандитизма — тягчайшего государственного преступления. И чем глубже следователи копались в биографиях и связях Дорофеева и Шурыгина, тем грязнее и страшнее становилась безотрадная картина тупого произвола и низменных страстей, которые процветали в те времена (да и процветают по сей день) во многих низовых правоохранительных подразделениях России.
«Я его за всё простила…»
Михаилу Дорофееву и Александру Шурыгину в 1973 году исполнилось соответственно 27 и 26 лет. До этого они были хорошими друзьями — так, по крайней мере, считали их знакомые и родственники. А подружились эти парни в 1970 году, когда после службы в армии и нескольких месяцев работы на заводе в горотдел на должность рядового милиционера пришел Шурыгин. Дорофеев же к тому времени в этом отделении работал уже почти год. К моменту прихода в милицию Шурыгин был уже женат, и в том же 1970 году у него родилась дочь. А вот Дорофеев так до конца и оставался холостяком. По этой причине он собственным жильем не спешил обзаводиться, а занимал комнату в квартире брата, работника Отрадненского горкома КПСС (рис. 6-10).
В 1972 году обоих приятелей повысили в должности и в звании – они стали сержантами милиции. Дорофеева назначили сменным инспектором-дежурным всего горотдела, а Шурыгин тоже получил такую же должность, но только в городской спецкомендатуре, где осужденные отбывали наказание в виде исправительных работ. В те годы их в народе называли «химиками».
В чем же выражалась дружба Михаила и Александра? Сами приятели понимали сей предмет весьма своеобразно, отвечая на этот счет так: «Мы вместе выпивали». Правда, затем на допросах им вспоминалось, что иногда они вдвоем или в компании ездили на рыбалку или просто отдохнуть на природу, но и там по народной традиции без выпивки тоже никогда не обходилось. А еще Дорофеев говорил, что он несколько раз бывал дома у Шурыгина, где общался с его женой Надеждой, которая работала токарем в Отрадненском филиале завода «Экран». После этих визитов у нее сложилось, мягко говоря, отрицательное впечатление о приятеле мужа. Вот что рассказывала Надежда Шурыгина следователю после тех трагических февральских событий:
«До прихода в милицию муж почти не пил, но после знакомства с Дорофеевым он стал выпивать регулярно, иногда чуть ли не каждый день. Сначала Дорофеев показался мне неплохим человеком, но потом, когда я узнала его больше, я поняла, что он любит ставить себя выше других. С мужем он почти всегда разговаривал приказным тоном, и тот ему беспрекословно подчинялся. Например, Дорофеев говорил: «Ты мне сейчас нужен, идем, я сказал», и Александр все бросал и уходил с ним. А поскольку Дорофеев был холост, то он таскал за собой мужа по сомнительным компаниям. Так у Александра появились связи с другими женщинами.
Он и без того на работе задерживался подолгу, а тут еще начал ходить по женщинам с Дорофеевым, и поэтому стал редко бывать дома. Например, мне рассказали, что муж имеет связь с незамужними работницами милиции Батавиной и Лазаревой. Я узнала, что он вдвоем с Дорофеевым ходит к ним на квартиру, и они иногда даже остаются у них на ночь. Кроме того, летом 1972 года муж вместе с Батавиной и Лазаревой ездил в лес якобы на рыбалку. Но я каждый раз ему все прощала. А в ноябре 1972 года муж вдруг заявил, что мне нужно обследоваться в вендиспансере, потому что у него обнаружилась гонорея. Но от кого он заразился, Александр мне не сообщил, сказав лишь, что сейчас эту женщину уже отправили из города. Я обследовалась и оказалась здорова, а ему пришлось лечиться от гонореи до начала февраля 1973 года. За это я его тоже простила».
Уже потом выяснилось, что Шурыгин тогда не зря отказывался признаться своей половине, кто именно из подруг наградил его нехорошей болезнью. Ведь речь в данном случае шла не только о супружеской неверности, но и о серьезном служебном проступке его, как работника милиции. Ведь в конце 1972 года не только Шурыгин, но и некоторые другие сотрудники Отрадненского ГОВД оказались вынуждены лечить гонорею, которую они получили после сексуальных контактов с… условно освобожденными женщинами! И тогда, и сейчас данный факт вполне можно трактовать как принуждение к половой связи, поскольку такие женщины, находящиеся под официальным милицейским надзором, в те годы целиком зависели от произвола участкового, а женщины, направленные на принудительные работы — от работников спецкомендатуры, где, как мы знаем, как раз в это время и работал Шурыгин.
Скрыть же сам факт заражения венерическим заболеванием в советское время было довольно сложно. Это сейчас гонорею можно вылечить анонимно, приняв в течение недели несколько таблеток. А в начале 70-х годов об анонимности лечения «неприличных» болезней не могло быть и речи. Каждый пациент вендиспансера в обязательном порядке ставился на учет в этом учреждении, и медики вели в отношении его настоящее следствие, досконально выясняя, от кого человек получил инфекцию и с кем еще после заражения он успел совершить половой контакт. Одним словом, в те годы попасть на учет в вендиспансер было верхом унижения и позора (рис. 11-14).
Прокурор на страже нравственности
Но рядовой советский обыватель боялся вендиспансера не только потому, что в этом заведении состоящие на государственной службе посторонние люди копались в чужих интимных отношениях, но еще и из-за вполне реального риска потерять карьеру. Ведь в те годы по негласному правилу каждый вендиспансер регулярно направлял списки своих вновь выявленных пациентов в советские, партийные и правоохранительные органы. И не дай Бог, если в этом перечне оказывалась какая-нибудь известная в городе личность, или хотя бы фамилия человека, состоящего в КПСС, в комсомоле или в какой-то мере причастного к органам власти! Ему как минимум было обеспечено персональное дело, да и на продвижении вверх по служебной лестнице он тоже мог смело ставить жирный крест.
И потому можно себе представить реакцию прокурора Отрадного Абдрахмана Салахова, когда 16 февраля 1973 года в ответ на его очередной запрос из городского вендиспансера пришел новый список пациентов этого учреждения, и в этом перечне оказались фамилии сразу нескольких работников Отрадненского ГОВД, в том числе Александра Шурыгина и участкового инспектора Юрия Чернова! А ведь как раз накануне прокуратура занималась проверкой жалобы одной из бывших «воспитанниц» спецкомендатуры, которой незадолго до того «химию» по представлению администрации заменили лишением свободы в колонии.
Так вот, в своем письме эта женщина утверждала, что ей ужесточили наказание лишь потому, что она в последнее время отказывалась от половых контактов с сотрудниками спецкомендатуры, и в итоге ее решили «проучить» за неуступчивость. При этом зечка приводила фамилии своих подруг по несчастью, с которыми милиционеры подобным же образом расправились еще раньше, а также фамилии женщин, пока еще остающихся на «химии», но регулярно «отрабатывающих» своим телом хорошее к себе отношение.
В ходе проверки Салахов убедился, что большинство фактов, изложенных в скандальном письме, действительно имеют место. В нечистоплотном поведении оказались замешаны сотрудники спецкомендатуры Бурматнов и Силантьев. И вот теперь вдруг выясняется, что примерно тем же самым занимались еще и Шурыгин с Черновым! Раздосадованный прокурор дал указание своим подчиненным начать еще одну проверку по вновь вскрывшимся фактам и тут же стал готовить представление в горком КПСС и в горисполком о нездоровом моральном климате в горотделе милиции. Конечно же, он собирался предоставить материалы проверок и начальнику Отрадненского ГОВД подполковнику Александру Мухину, но из-за более срочных дел прокурор откладывал этот разговор со дня на день.
Однако через пять дней нелицеприятная беседа Салахова с Мухиным все же состоялось. Поводом для этого стал очередной сигнал о безобразиях, творимых сотрудниками милиции. Сам городской прокурор рассказывал об этом следователю так:
«Утром 21 февраля ко мне по служебным делам пришел инспектор ОБХСС Петр Мазьков. Он в разговоре сообщил, что работники ГОВД Дорофеев, Шурыгин и Чернов сегодня ночью пьянствовали в одном из притонов, а с ними были также шофер прокуратуры Александр Сасса и еще двое внештатных сотрудников милиции. Сразу же после этого разговора я пошел в горотдел, где в кабинете начальника ГОВД Мухина дежурство от Трофимова принимал Дорофеев. В тот момент, когда я сюда вошел, Мухин ругал Дорофеева: «Какой у вас вид, пьете, лицо опухло…» Дорофеев выглядел помятым и с похмелья, но пытался все отрицать. Однако Мухин сказал, что он знает все подробности его ночной попойки. Я тоже включился в разговор и высказал свое возмущение, и Мухин тут же поручил своему заместителю Кислицыну провести проверку по факту пьянки работников милиции в притоне. Когда Дорофеев ушел, я рассказал Мухину о результатах проверки жалобы по фактам служебной нечистоплотности работников спецкомендатуры, а еще сообщил об информации из вендиспансера, в связи с чем попросил прислать ко мне для объяснений Чернова и Шурыгина. Оказалось, что Шурыгин в этот момент находился в учебном отпуске, а Чернова вскоре нашли, и он пришел в прокуратуру около 12 часов дня. Я отобрал у него объяснение, в котором Чернов написал, что он и Шурыгин заразились гонореей от условно осужденной Тамары Скворцовой, половые акты с которой они неоднократно совершали на квартире у Чернова».
Пьяный притон с милицейской крышей
Однако прокурор и начальник милиции в тот момент знали далеко не все о степени морального разложения своих подчиненных. Уже потом выяснилось, что 20 февраля для Дорофеева и Шурыгина стало пятыми (!) подряд сутками их почти что непрерывного пьянства. При этом их начальство будто бы ничего и не замечало, хотя только в феврале Дорофеев по крайней мере два раза выходил на дежурство изрядно «подшофе». Шурыгину, правда, все это скрывать было легче: как раз в феврале 1973 года он сдавал экзамены в Куйбышевском филиале Елабужской школы милиции, где в то время учился. Для сдачи экзаменов ему предоставили учебный отпуск, и студент каждый день отправлялся в Куйбышев, в течение нескольких дней являясь сюда пьяным. Началось же все это, по словам Шурыгина, лишь потому, что 17 февраля он начал отмечать день рождения матери, после чего три дня подряд не мог остановиться.
И 20 февраля он тоже должен был поехать на экзамены, но в этот день в горотделе давали зарплату. А какая может быть учеба после получки! В итоге Дорофеев и Шурыгин «квасили» всю вторую половину дня, а вечером пошли в ресторан «Руслан», где к ним присоединились еще несколько работников ГОВД и даже группа внештатных сотрудников милиции. Когда в 11 часов вечера ресторан закрылся, изрядно нагрузившиеся собутыльники взяли с собой еще «Вермута» и пива. Пока компания решала, куда же пойти для продолжения веселья, к ресторану подошел участковый инспектор Чернов со своей поднадзорной Клавой Васильевой. В итоге пьянка продолжилась на квартире у этой женщины, которая уже давно стояла на учете в милиции как содержательница притона…
А около двух часов ночи кто-то позвонил в дверь квартиры уже упомянутого выше сотрудника ОБХСС Петра Мазькова. Вот что он об этом потом рассказывал следователю:
«В два часа ночи ко мне пришел мой внештатник Шашкин, при этом вид у него был испуганный. Он сообщил, что был в компании наших милиционеров Дорофеева, Шурыгина, Чернова, шофера прокуратуры Сасса и внештатника Мещерякова, которые на квартире какой-то девушки напились пьяными и недостойно себя вели. При этом Чернов отдавал Мещерякову унизительные команды типа: «Сунь мне папиросу в зубы», «Принеси воды, полнее налей», «Сними с меня сапоги», и так далее. Шашкин по этому поводу сказал Чернову, что у него не внештатник, а «шестерка». Тогда Шурыгин стал угрожать Шашкину, а Дорофеев схватился за кобуру и пригрозил: мол, будешь много болтать – застрелю. Шашкин испугался, оделся и убежал, и пришел ко мне на квартиру. А утром я доложил о пьянке работников милиции в притоне начальнику ГОВД Мухину и прокурору города Салахову».
Придя после попойки домой, Шурыгин лег спать, а утром 21 февраля сказал жене, что вчера он ездил на экзамены, но сдать их не смог. Голова у него болела с похмелья, и Александр решил сегодня опять не ехать в Куйбышев, а позаниматься дома с учебниками. В середине дня они с женой сходили в кино, а потом Шурыгин позвонил Дорофееву, который в этот момент как раз был в дежурной части. Михаил сообщил, что их дела плохи: начальство узнало о ночной гулянке у Васильевой, и с него по этому поводу требуют объяснение. А еще, сказал Дорофеев Шурыгину, тебя ищет прокурор города. Но подробнее по телефону в этот раз они поговорить не смогли, и Дорофеев пообещал через некоторое время приехать к Шурыгину домой.
О последовавших за этим событиях рассказала Надежда Шурыгина:
«Дорофеев приехал около 15 часов на машине вытрезвителя, поставил на стол бутылку красного вина, они с Александром выпили. Муж попросил его рассказать подробности. Дорофеев, глядя на меня, произнес: «Старое копнули». Я спросила: «По поводу заражения его гонореей, что ли?» Дорофеев нехотя подтвердил, а потом сказал: «Сейчас бы мне автомат, я бы перестрелял некоторых начальников». Я ему ответила, чтобы он перестал болтать глупости, а Дорофеев только улыбнулся и сказал, что он пошутил. Затем он стал говорить мужу, что вот, Саша, мы с тобой старые работники, а начальство нас не уважает, и с этим надо разобраться. Так в разговоре подошло время мне уходить на работу в вечернюю смену. Я ушла около четырех часов дня, а вернулась в два часа ночи. В квартире обнаружила беспорядок: на столе и на полу стояли четыре пустые бутылки из-под вина, на кровати лежали банки из-под патронов, на полу валялись карточки-заместители на пистолеты мужа и Дорофеева, на стуле – грязная рубашка Дорофеева и его галстук, а в шифоньере не хватало двух свитеров и нового милицейского кителя мужа. Оказалось, что ребенка из яслей он не забрал, я сходила туда и узнала, что дочь накормлена и сейчас спит. Я договорилась с нянечкой, что оставлю ее здесь до утра. А в 7 часов к нам домой приехал работник ГОВД Кудряшов, который забрал пустые коробки из-под патронов и карточки, а меня отвез на допрос в горотдел».
А днем Михаил после ухода Надежды стал укорять приятеля-собутыльника, что, мол, вы там в спецкомендатуре совсем потеряли осторожность и чувство меры, заставляя зечек сношаться с вами чуть ли не каждый день. Вот в итоге они и дошли до того, что стали на вас жаловаться в прокуратуру. Да тут еще и вы с Черновым не вовремя подцепили триппер от Томки. А меня с вами сейчас стригут под одну гребенку, хотят наказать за пьянство. Видимо, сказал в довершение Дорофеев, придется нам с тобой увольняться из милиции. Услышав это, Шурыгин стал возмущаться и тоже заявил, что когда-нибудь доберется до этих проверяющих и всех перестреляет. Тут пришел шофер прокуратуры Сасса и принес еще вина. Дружки снова выпили, и Дорофеев, будучи уже изрядно навеселе, снова отправился на службу.
Выстрелы в затылок
Это был шестой подряд день, когда Дорофеев и Шурыгин, что называется, не просыхали от спиртного. До трагической развязки нашей истории оставалось всего несколько часов, но никто из руководства правоохранительных органов почему-то в упор не замечал, что над Отрадненским горотделом милиции сгущаются кровавые тучи. Даже начальник ГОВД подполковник Александр Мухин во время допроса у следователя Генеральной прокуратуры СССР по поводу того рокового дня так и не смог дать каких-либо вразумительных показаний:
«Утром 21 февраля дежурство по ГОВД сдавал Трофимов, а принимал Дорофеев. На вид он был в нормальном состоянии, от него не пахло, но если бы я знал, что он с похмелья, я бы не допустил его до работы… Весь день прошел в текущих делах, поведение Дорофеева у меня тревоги не вызывало. Когда около 21 часа я уходил из горотдела, Дорофеев был на месте. Пьяным он не выглядел, говорил четко, спокойно, а лицо у него красным бывает постоянно. Я ему поручил разобраться с мотоциклом, задержанным сегодня днем, и он пообещал все выполнить. А когда в 6 часов утра ко мне домой приехал командир отделения Рываев и сообщил, что вечером Дорофеев ушел из ГОВД и до сих пор в дежурную часть не вернулся, для меня это стало полной неожиданностью».
А Дорофеев, как выяснилось, тем вечером с нетерпением ждал Шурыгина, с которым они условились о встрече еще днем. Приятель пришел в горотдел через час после отъезда начальника. Определенного плана действий у заговорщиков, скорее всего, тогда не было – просто им требовалось срочно выплеснуть куда-нибудь раздражение, накопившееся у них за день из-за несправедливых, по их мнению, придирок начальства. Сам Дорофеев об этих роковых часах затем рассказывал следователю так:
«После моего визита к Шурыгину ко мне в дежурную часть зашел Чернов, который до этого давал объяснения прокурору. Он принес бутылку вина, и мы ее распили на двоих. Около 22 часов в горотделе появился Шурыгин, который перед этим пил вино с Сассой у него дома. В ГОВД в тот момент не было никого из руководства, а я занимался тем, что выдавал сотрудникам оружие. Шурыгин увидел в металлическом шкафу автоматы и сказал: «Ну, что, давай постреляем?» Я тут же согласился. Мы с ним взяли из оружейной комнаты два автомата Калашникова, 7 магазинов с подсумками – всего около 600 автоматных патронов, нераспечатанную коробку с пистолетными патронами, а также свои пистолеты Макарова и по две обоймы патронов к ним. Из этих автоматов и пистолетов мы хотели пострелять где-нибудь за городом.
Я оставил за себя командира отделения Кудряшова, и мы с Шурыгиным на служебной машине под управлением милиционера-водителя Журавля поехали к внештатнику Мельникову, у которого еще выпили вина. Потом мы пошли на квартиру к Шурыгину, там вскрыли коробку с патронами и зарядили все 7 магазинов. Заряжал один Шурыгин, а я не мог, потому что был сильно пьяный, только сидел на диване и смотрел. Потом Шурыгин сказал, чтобы я переоделся. Я сменил рубашку и китель, надел его одежду, а свою оставил. Зачем это я сделал, сейчас объяснить не могу. Затем мы пошли на улицу, где ловили попутную машину. Дальше я ничего не помню, но Шурыгин говорил, что мы сели в попутный автобус. На перекрестке дорог мы вышли из автобуса и опробовали автоматы – дали короткие очереди вверх, а потом пешком добрались до села Беловки. До сих пор я не могу понять, зачем мы отправились туда, а не вернулись в город».
В два часа ночи милиционеры постучались в дом к пенсионерке Вере Марсаковой, у которой Дорофеев снимал комнату семь лет назад, когда он работал в этом селе киномехаником. Хозяйке они никак не объяснили свой визит, а сразу же легли спать. Утром они проснулись поздно, когда солнце стояло уже довольно высоко. Четкого плана дальнейших действий у беглецов по-прежнему не было, однако они решили, что после случившегося им лучше всего уехать отсюда куда-нибудь подальше и переждать. Для этого Шурыгин предложил раздобыть какую-нибудь машину, и Дорофеев согласился.
Наскоро поблагодарив по-прежнему ничего не понимающую Марсакову, милиционеры около 11 часов дня пешком вышли на трассу Богатое-Отрадный. Ждать им пришлось недолго – со стороны Богатого показалась «Волга». Дорофеев, одетый в милицейскую форму, остановил легковушку и попросил довезти их до Отрадного. Им сказали: «Садитесь». Уже потом выяснилось, что в этой машине ехали управляющий Нефтегорским районным объединением «Сельхозтехника» Анатолий Бобков и его водитель Алексей Щербатов. Выезжая утром из дома, они еще не знали, что это будет последняя поездка в их жизни…
О дальнейших событиях следствию стало известно со слов Дорофеева:
«Сев в попутную «Волгу», мы проехали около 10 километров, и тут я почувствовал себя плохо от выпитого вчера вина. Водитель остановил машину, следом за мной вышел Шурыгин. Он сказал мне: «Давай здесь», а я не стал возражать. Мы сели обратно в кабину, и не успела «Волга» тронуться, как я выстрелил в спину Бобкова, а Шурыгин – два раза в голову Щербатова. Шурыгин тут же сел за руль, отодвинул шофера в сторону пассажира, и так мы доехали до села Лугань. Здесь у заброшенного здания мы вытащили убитых из кабины. Но когда мы подняли Бобкова, Шурыгин сказал, что он еще жив. Отнесли в здание труп шофера и бросили его у стены, а потом я взял пистолет и еще два раза выстрелил Бобкову в голову. Его труп мы положили у другой стены. Я обыскал Бобкова и забрал у него из карманов документы, 9 рублей денег и снял с пиджака институтский значок. Шурыгин нашел у Щербатова 32 рубля, а также взял его документы. Потом на «Волге» мы поехали обратно в Беловку, где на деньги шофера купили в магазине 4 бутылки водки и банку консервов. Затем выпивали в доме у Елены Марсаковой, родственницы той пенсионерки, у которой мы были прошлой ночью» (рис. 15-24).
Убийцы в милицейской форме пьянствовали здесь почти до самой темноты. А в области к тому времени уже была объявлена операция «Сирена». В Отрадный для поимки вооруженных преступников еще утром примчалась оперативная группа из Куйбышева во главе с заместителем начальника областного УВД П.М. Запорожченко, а затем прибыли две роты солдат внутренних войск из в/ч 5421 — милицейского батальона. Горотдел с самого утра был поднят по тревоге, и почти весь его личный состав во главе с начальником Александром Мухиным методично прочесывал квартиры многочисленных родственников и знакомых Дорофеева и Шурыгина, питейные заведения этого небольшого городка, а также все притоны и прочие злачные места. Однако сбежавшие с оружием сержанты словно в воду канули.
И лишь во второй половине дня из Богатовского РОВД в Отрадный поступило сообщение о страшной находке – о двух трупах в заброшенном здании села Лугань. Руководителям операции тут же стало ясно, чьих это рук дело. В райцентр Богатое полетела телефонограмма: поскольку преступники вооружены автоматами, самим их не брать, а лишь выявить местонахождение и дожидаться прибытия подразделений внутренних войск. Однако телефонный приказ опоздал. За час до этого старший инспектор уголовного розыска Богатовского РОВД капитан Николай Рачишкин уже получил информацию о том, что убийцы Бобкова и Щербатова находятся в селе Беловка. Капитан решил не терять времени и взять преступников «тепленькими». Он прибежал к начальнику районного паспортного стола лейтенанту Геннадию Солдатову, который незадолго до того купил «Жигули», и на его машине они вдвоем рванули в Беловку.
Кровавый путь сержантов милиции
О том, что случилось дальше, на допросе у следователя Генпрокуратуры впоследствии рассказал Александр Шурыгин:
«К вечеру мы выпили всю водку. Тут я увидел, как к дому Марсаковой направляется автомашина «Жигули». Я сразу догадался, что это приехали за нами, крикнул об этом Дорофееву, а сам с автоматом выбежал на улицу и сел в «Волгу» на место водителя. Из подъехавшей машины вышел мужчина – как я впоследствии узнал, это был капитан Рачишкин. В правой руке он держал пистолет. В свете фар «Жигулей» мне было хорошо видно, что он идет свободно, не опасаясь, видимо, не зная о том, что мы вооружены автоматами. Рачишкин подошел к «Волге», открыл дверь кабины и сказал: «Вылезай». В этот момент мне ничего не оставалось делать, как стрелять, и я дал по нему очередь из автомата. Рачишкин упал. После этого я дал очередь по автомашине «Жигули», и в ответ оттуда тоже раздались выстрелы, из-за чего у «Волги» вылетело лобовое стекло. После моих выстрелов из дома прибежал Дорофеев, сел рядом со мной на переднее сиденье, и мы уехали из Беловки».
Начальник паспортного стола Солдатов во время этой перестрелки не пострадал. Увидев, что после автоматной очереди из кабины «Волги» Рачишкин упал, он сразу же вывалился на снег из своей машины, и уже из-под нее стал стрелять по преступникам. Когда машина с бандитами скрылась в ночи, Солдатов увидел, что капот и лобовое стекло его новеньких «Жигулей» превратились в настоящее решето, и потому без посторонней помощи уехать от дома Марсаковой автомобиль уже не мог (рис. 25-29).
Солдатов сразу же побежал за подмогой – и тут увидел, как ночную сельскую темноту разрезал далекий свет мощных фар. Это на крытых грузовиках ГАЗ-66 в Беловку въезжали подразделения внутренних войск из Куйбышева. И пока руководители операции выслушивали рассказ Солдатова о перестрелке, дорогу на выезде из соседнего села Аверьяновка уже перекрыл приехавший с другой стороны взвод солдат под командованием старшего лейтенанта милиции Ивана Шумника. Именно на этот пост с одной из улиц Аверьяновки уже через несколько минут как раз и вылетела белая «Волга» с выбитым лобовым стеклом, мчащаяся на бешеной скорости (рис. 30, 31).
Никто из офицеров еще даже не успел махнуть ей полосатым жезлом, как из притормозившей «Волги» раздались автоматные очереди. Стреляли сразу из двух боковых окон. Старший лейтенант был мгновенно сражен наповал, а через секунду рядом с ним повалились в снег и почти все стоявшие на посту солдаты милицейского батальона. Уже потом выяснилось, что Дорофеев и Шурыгин по этому посту стреляли фактически вслепую. Тем не менее здесь, кроме Ивана Шумника, ими были убиты также рядовые в/ч 5421 Р.А. Фрилинг и В.Н. Щус, а рядовые Р.Г. Шарифулин, В.И. Зубов и А.П. Коновалов оказались серьезно ранены (рис. 32-43).
Расстреляв патрульных, преступники на покалеченной «Волге» помчались по дороге в сторону Отрадного. Шурыгин потом признался, что в тот момент он не понимал, куда едет – лишь бы подальше от людей и от обжигающих глаза автомобильных фар. Все встречные автомашины казались ему преследователями, руль «Волги» в руках Шурыгина плясал и дергался, и потому неудивительно, что на очередной колдобине машину резко бросило в сторону. Потерявший управление автомобиль вылетел с дороги и кувыркнулся в кювет (рис. 44-51).
Шурыгин кое-как выбрался из кабины – и тут увидел, что сверху на шоссе рядом с ним один за другим останавливаются несколько грузовиков с крытым верхом. Уже потом выяснилось, что это на трех «КрАЗах» в ночную смену из Отрадного на промыслы ехали местные рабочие-нефтяники. Однако Шурыгин, разум которого был изрядно замутнен алкоголем и бегством от возмездия, в тот момент решил, что их все-таки догнали преследователи. Поэтому он вскинул автомат и открыл огонь по выходящим из грузовиков людям. В результате он убил еще четверых человек: мотористов-водителей объединения «Куйбышевнефть» Евгения Мордвинцева и Анатолия Юдина, машиниста Ивана Котмышева и оператора Николая Захарова.
Спастись от смертельного свинцового ливня удалось лишь двоим из всей направлявшейся на свое место работы группы нефтепромысловиков. Когда со стороны перевернувшейся «Волги» раздались выстрелы, моторист-водитель Александр Черепанов сразу же бросился под свой «КрАЗ» – и в итоге он вышел из этого кошмара «всего лишь» с несколькими пулевыми ранениями ног. А машинист Роман Брейнер в первые же мгновения стрельбы успел прыгнуть в кювет, поэтому автоматные очереди лишь в нескольких местах продырявили его телогрейку, не задев, к счастью, тела рабочего (рис. 52-56).
А тем временем Шурыгин, положив на обледенелый асфальт целую бригаду нефтяников, вдруг увидел на трассе дальний свет еще нескольких приближающихся автомашин. «Преследователи не отстают!» — вновь мелькнуло в его очумелой голове. И правда, к месту дорожной трагедии в этот момент подъезжали подразделения внутренних войск, вместе с которыми были наиболее опытные куйбышевские оперативники. Убийца бросился бежать по трассе прочь от ослепительного света фар. Однако преследователи уже через минуту оказались рядом. И тогда беглый милиционер снова открыл по ним огонь. Позже на допросе он вспоминал об этом так:
«У мостика через овраг меня догнали машины, и из них выскочили какие-то люди, которые стали меня окружать. Я дал несколько очередей из автомата в их сторону, одновременно пытаясь подсунуть под пули свою голову, чтобы застрелиться, так как знал, что я уже убил много людей. Но тут кто-то прыгнул на меня, я упал, и потому застрелиться не успел. На меня навалилось сразу несколько человек, и я прекратил сопротивление».
Во время своей последней схватки Шурыгин успел убить еще одного работника милиции – лейтенанта Станислава Моисеева, а рядового внутренних войск Равиля Зинатулина тяжело ранил. А пока солдаты крутили убийце руки и волокли его к милицейской машине, куйбышевские опера лихорадочно обыскивали разбитую «Волгу» и всю местность вокруг места трагедии. Они искали второго преступника – Михаила Дорофеева. В «Волге» его не было, и рядом с ней тоже. Может быть, вооруженный автоматом бандит в милицейской форме сейчас залег где-нибудь за сугробом, чтобы при удобном случае открыть огонь?
Впрочем, через несколько минут Дорофеев нашелся. Оказалось, что вслед за Шурыгиным он тоже сумел выбраться из перевернутой «Волги», а затем, пока его напарник крошил своих преследователей автоматным свинцом, Дорофеев, никем не замеченный, пробрался в кабину одной из машин нефтяников. Здесь, по словам горе-милиционера, его от нервного напряжения и выпитой днем водки быстро развезло – и он тут же уснул сном невинного младенца. Вот так, спящего, его и повязали сбежавшиеся к «КрАЗу» солдаты внутренних войск.
Уже потом, на допросах, Дорофеев уверял следователя, что он уснул гораздо раньше — еще в тот момент, когда после расстрела Шурыгиным капитана Рачишкина их «Волга» скрылась из Беловки. Очнулся же он уже после его задержания в кабине грузовика. Стало быть, доказывал Дорофеев, на протяжении всей ночи он находился в беспамятстве, и, следовательно, не мог стрелять ни по патрулю у села Аверьяновка, ни по рабочим-нефтяникам на шоссе, ни тем более по задержавшим его солдатам.
Однако через несколько недель эти слова бандита были опровергнуты выводами трасологической экспертизы. Оказалось, что в телах некоторых убитых и раненых рабочих застряли пули из его пистолета Макарова. Кроме того, почти сразу было установлено, что по крайней мере дважды из «Волги», в которой ехали преступники, стреляли одновременно из двух автоматных стволов. Если одним из стрелков был Шурыгин, то вторым мог быть только Дорофеев (рис. 57-62).
Преступление и наказание
После ареста милиционеров-бандитов управление внутренних дел Куйбышевского облисполкома подверглось целой череде серьезных министерских проверок. Как всегда, за случившееся наказали в первую очередь непосредственных руководителей, в чьем подразделении случилось это чрезвычайное происшествие. Приказом по областному УВД был освобожден от своей должности и уволен из органов внутренних дел начальник Отрадненского ГОВД подполковник Александр Мухин, а замполит горотдела майор Георгий Кислицын понижен в звании и в должности. Участковый инспектор Юрий Чернов уволился из милиции сам, не дожидаясь, пока в отношении его сделают оргвыводы. Строгие выговоры получили и другие работники Отрадненского ГОВД – старшина В.С. Кудряшов, сержанты И.В. Рываев и В.Ф. Журавель, а также некоторые руководители из областного УВД – полковники П.М. Запорожченко и Ю.В. Саломатин.
А процесс над Михаилом Дорофеевым и Александром Шурыгиным проходил в Куйбышевском областном суде в июне-июле 1973 года. Слушание дела тогда проходило под председательством В.П. Лавриченко, который в те годы как раз и возглавлял областной суд. Подсудимым вменялась статья 77 УК РСФСР (бандитизм), хотя адвокаты Дорофеева и Шурыгина и выдвигали ходатайства, чтобы их действия переквалифицировали на ст. 102, 146 и некоторые другие, по которым предусматривалось не такое строгое наказание, как за бандитизм. Однако все просьбы защиты по этому поводу судом были отклонены.
Как и следовало ожидать, по итогам судебных слушаний оба бывших сержанта милиции были приговорены к расстрелу. Кассационные жалобы их адвокатов в Верховный суд РСФСР и прошения о помиловании были отклонены. Поэтому в конце последнего тома этого уголовного дела можно увидеть две небольшие справки областного суда о том, что приговор в отношении Шурыгина А.М. был приведен в исполнение в Сызранской тюрьме 9 января 1974 года, а в отношении Дорофеева М.С. – 10 января того же года (рис. 63-66).
published on according to the materials
Комментарии (0)