ВЛАДИЛЕН ЧЕРНЫШОВ
АЗОВСКОЕ СИДЕНИЕ
1990–е годы недавно ушедшего столетия — памятное время возрождения репрессированных народов, в том числе казачества России.
Всю казачью славу вытравили непреклонные большевистские революционеры из памяти народной. В том числе беспримерный азовский подвиг — будто не бывало его вовсе.
В середине сентября 1991 года делегации одиннадцати исторических казачеств России (от Чёрного моря до Тихого океана) направились к достославному, до краёв наполненному героикой городу Азову, чтобы достойно отметить знаменательную дату — 350–летие Азовского осадного сидения. Сегодня исполняется уже 375 лет со дня этого события. Мы помним и знаем своих героев!
Совместное войско донских и запорожских казаков в 1637 году внезапным и отчаянным штурмом овладело дотоле неприкасаемой турецкой крепостью Азовом. Запорожцы с богатой добычей возвратились домой, донцы остались. Назвали Азов главным городом войска Донского, сильнее укрепили его стены, башни и цитадели. Завезли побольше оружия, боеприпасов, особенно пороха: знали, что он пригодится. Послали грамоту московскому государю. Царь и его окружение всё правильно поняли и оценили. С могущественной тогда Османской империей ссориться не посмели, отправили султану утешительное письмо с осуждением дерзости казаков. А казакам послали побольше пороха, оружия, боеприпасов, продовольствия: пусть оберегают Русь от набегов крымских татар и кочевых племён. Прошли три года. В 1641 году лазутчики донесли: избавившись от войны с Ираном, турки начали готовить поход на Азов — скоро будут. Очень серьёзно готовятся. Живой силы — 240 тысяч, семь с половиной сотен пушек, флот — свыше 100 галер. На месте к ним присоединится крымская конница. Ведёт несметное войско непобедимый Хусейн–паша, правая рука великого визиря, обещавший султану победу без промедления. В его армии тысячи неустрашимых янычар; арабские, ногайские, босняцкие, валахские, черкесские, дагестанские, кабардинские, молдавские, албанские, греческие, венгерские ратники; несколько тысяч франков и германцев; все — воины покорённых народов.
— Столько силы! А нас — всего пять тысяч, — ахнула жена прославленного умом и доблестью есаула Ивана Зыбина.
Муж усмехнулся:
— Каждый казак полсотни затурканных турок стоит. Так что силы нам хватит. Знаю я басурман, вдоволь их голов порубил, особливо татарских. Мечтал хану ихнему Старчия снести, но не удалось. Может, теперь доберусь до него.
Турки обложили город со всех сторон, везде расставили пушки. Первый день нашествия, 13 сентября, пролетел быстро… Сгустились сумерки, морем разлились вражьи костры, отовсюду неслось лошадиное ржанье. Ночь в напряженном ожидании тоже минула скоренько.
Лишь забрезжило, содрогнулось небо, и начала разверзаться земля. Ядра лавиной летели друг другу навстречу, неистово кричали люди, дико ржали лошади. В городе скоро начались пожары. Приставив лестницы к стенам, турки нескончаемо лезли и лезли по ним. Внизу, на земле, лежат уж горы их тел. А турки с криками «Алла!» лезут и лезут. Видать, пашам не жалко своих… Грохот, крики, стоны! Вот чёрное янычарское знамя затрепетало на стене. В том месте развернулась яростная рубка. Вот турки внизу, на земле крепости; ворвались в самую ближнюю к стене цитадель Тепрак–Кале, заполнили её, торжествуют победу. Обнаружили здесь запасы браги, набросились (казаки нарочно подложили, пусть дуреют). Пьют турки зелье с жадностью, дорвались до запрещённого им; радуются победе над неверными. А те под руководством Ивана Зыбина заранее вырыли подкоп: без устали лопатами орудовали. «Аллах акбар! Смерть неверным»! — кричат в цитадели повеселевшие вояки. И прогремел мощный взрыв! Стены Топрак–Кале сложились и провалились в образовавшуюся яму, погребли в ней янычар, молдаван, венгров, франков, германцев… Уцелевшим снаружи стало не по себе, приостановились, оглянулись, попятились, по тем же лестницам назад спускаются. А казаки рубят их и рубят! Уже на биваке османы узнают: только командиров янычар вознеслось к Аллаху 12 душ. Как не было двух германских полковников вместе с их полками. Поубавили пыл османы, оторопь их взяла. Не зря говорится: казаки — шайтаны с шашками. Так сильно поредели отряды франков, арабов, венгров, черкесов… А что же будет завтра? И в другие дни? Шайтаны — есть шайтаны… Всё в точности повторится? Но каждый штурм будет разбиваться о бесстрашие и стойкость казаков. И все усилия взять крепость будут бесполезны…
А пушки бьют и бьют. В городе уж не осталось ни одного строения, сохранились лишь несокрушимые цитадели и башни, сооружённые когда–то для османской империи за большие деньги искусными генуэзскими мастерами. В них перебрались казаки с жёнами (детей заранее отправили к родичам на Донщину). Мужчины бьются, женщины — медсёстры и стряпухи… День за днём, неделя за неделей, в месяцы складываются. Уже из семи самых верных друзей есаула Зыбина остались в живых только двое — Леонтий с Аристархом. Мирон, Прокопий, Исидор, Тимофей и Киприон погибли. Вчера Леонтий и Аристарх, в тяжёлом бою тяжелораненые, оказались в турецком плену. Что там с ними делают вороги, подумать страшно!.. И увидел со стены на другой день, что сделали с ними османы: привели в крови повязанных, непохожих на себя, поставили на бугорок. К ним с дьявольской улыбочкой подступил крымский хан. И обоим отрубил голову. Иван Зыбин сжимал кулаки и скрежетал зубами:
— Ну, проклятый Старчия, мы ещё поквитаемся с тобой!
Крымский хан Старчия видел сладостный сон: его, вернувшегося с победой и с богатой добычей в Бахчисарай, встречает восторженная толпа. Надрываются преданные голоса, гремят сабли. Но почему так близко грохают? Вскочил с пуховых подушек и задохнулся от страха: в шатёр ворвался казак. Это Иван Зыбин с казаками сделали подкоп, рассчитав его так, чтобы вышел к ханскому шатру. Замахнулся шашкой:
— Сдохни, собака!..
Окровавленная голова хана покатилась по ковру. Выскочил казак наружу, но тут же на руках и ногах его повисли татары… Окровавленного, на себя не похожего Ивана на другой день вывели на показ, поставили на бугорок. Подошёл с кривой саблей паша. Рухнуло обезглавленное тело героя. Видя расправу, сжимал кулаки и скрежетал зубами атаман Осип Петров.
Потемнели казаки ликами — устали от такой жизни. И тогда явились священники, сообщили радостную весть: было видение Божьей Матери!.. Она предстала в сияющем ореоле, лицо — суровое, рукой указывает на море. Всё понятно: призывает казаков стоять до конца, сообщает им: турки скоро уйдут к морю, чтобы сесть на свои галеры и уплыть восвояси… Воспряли духом осаждённые, ещё яростнее бились теперь с турками. А казаки всего Дона старались помочь им: пробирались сквозь заставы, плыли на лодках, добирались под водой с камышинкой во рту, отправляли по течению бурдюки с грузом. Но положение осаждённых становилось всё тяжелее. Пришлось задуматься даже об экономии продуктов. Но османам было ещё хуже. Особенно с продовольствием — на такой срок боевых действий они не рассчитывали. Потери в живой силе их угнетали. Нарастало глухое недовольство командирами. Даже вышколенные янычары сетовали. Хусейн–паша пошёл на крайний шаг: велел насыпать вал, чтобы был он высотой до верхнего уровня крепостных стен — с него в упор и собирался расстрелять сохранившиеся башни и цитадели. Осаждавшие днём и ночью насыпали вал, а осаждённые с двух направлений вели подкопы к нему. Вал поднялся, турки затащили на него пушки, натаскали гору ядер (казаки того и ждали). По приказу паши воспламенили фитили. И тут прогремел страшный взрыв! И похоронил последние надежды османов… Паши собрались вместе, посовещались и решили: дальше тут оставаться нельзя, надо возвращаться домой. К тому призывал и приближавшийся праздник Касыма, когда уставшие от баталий турецкие воины возвращаются домой, чтобы отдохнуть. Только домой!
published on
Комментарии (0)