.
Александр ГУБАНОВ
ИКОНА
В бытность моей работы заведующим отделом истории еженедельника «Ветеран» приходилось практически каждый день общаться с участниками Великой Отечественной. Подготовить с фронтовиком материал для газеты было непросто: наши славные боевые старики и старушки при включённом диктофоне враз теряли дар слова или начинали произносить пафосные речи — о том, как советский народ под руководством коммунистической партии одержал победу в тяжелейшей кровопролитной битве над врагом и тому подобное.
А мне нужна была конкретика фронтовых боёв и фронтовой жизни вообще. Человеческие живые рассказы. Приходилось выключать диктофон, брать блокнот, чтобы изредка делать в нём пометки (на это ветераны реагировали лучше) и просто слушать, предложив собеседнику чай и поставив перед ним вазочку с печеньем. Тогда дело шло лучше, люди постепенно расслаблялись, и начиналось иногда просто захватывающее дух повествование.
Одна история запомнилась мне как-то особенно. Рассказал мне её бывший фронтовой разведчик Сергей Александрович Бойко.
…Его батальон в октябре сорок третьего пробивался навстречу основным силам соединения. Сергея, двадцатипятилетнего разведчика с неплохим знанием немецкого, вызвал комбат.
— Боец Бойко, — сказал он, — для вас есть задание. Мы движемся на север, по ходу нашего следования имеется деревушка. Это где-то порядка десяти километров от нас. Когда начнёт темнеть, отправитесь туда — надо разведать, есть ли в деревне немцы. Выполнять!
Основная часть пути до населённого пункта прошла лесом. Всё было спокойно. Когда лес кончился, Сергей увидел эту самую деревушку — до неё оставалось перейти по мосткам мелкую, но бойкую речушку да проползти немного по открытой местности. Впрочем, и на оной росли кусты: можно было делать броски от одного к другому. А там уже виднелся какой-то дом, стоявший на самой окраине поселения.
Беда подстерегла Сергея совершенно неожиданно. Мостки подгнили: по-видимому, в военное время по ним давно никто не ходил и за досками не следили. Разведчик рухнул в речку, от неожиданности не успев сгруппироваться: он ударился головой о камень и почти что потерял сознание. Но как-то сумел — на инстинкте самосохранения — доползти до берега, благо, дно было под ногами.
На берегу он пролежал с полчаса, приходя в себя. Когда сознание прояснилось, Сергей с ужасом обнаружил, что гранаты, которую разведчики брали с собой для самоподрыва (в случае критической ситуации, чтобы не попасть в плен), нет. Личное оружие брать на задание запрещалось.
Однако возвращаться назад, ничего не сделав, было невозможно. «Вполне уже опытный разведчик, Бойко даже не сумел добраться до пункта назначения, — горько усмехнулся Сергей. — Что ж, надо хотя бы попытаться доползти до ближайшего дома».
Это с величайшим трудом, но удалось. У крыльца небольшой избёнки Сергей подобрал с земли несколько камушков и спрятался за кустом. После нескольких бросков дверь дома отворилась — Сергей сумел различить стоящую на пороге щупленькую старушку. Он вышел из-за куста.
— Здравствуйте, — прошептал разведчик. — Я — свой.
Старушка, как видно, не была слаба глазами. Потому что сумела даже различить возраст Сергея:
— Здравствуй, милый. Что ж, ты стоишь там? Заходи в избу, парень.
— А немцы в деревне есть? — Сергей пока не двигался с места.
— Есть.
— Тогда не надо. За укрывательство русского солдата — расстрел.
«Милый, — тихо сказала хозяйка дома, — я уже хорошо пожила на этом свете. Да и всё свершается по воле Божьей, — тут старушка перекрестилась. — Призовёт Господь — значит так и надо, нет — ещё поживём».
Сергей на мгновение застыл после этих слов. В институте он был отличником, комсомольским активистом — в Бога не верил: напротив, даже выступал с лекциями по атеистической пропаганде. Однако время войны, постоянная близость смерти как-то изменили его: он стал относиться к религии по-другому. Не то чтобы много думал о Боге или молился, но в минуты крайней опасности на заданиях шептал: «Господи, спаси». Впрочем, потом, благополучно вернувшись в расположение, как-то забывал поблагодарить Того, к Кому он взывал в страшные мгновения. Мол, сам всё сделал, как надо.
И тут сознание покинуло его. Очнулся он в избе лежащим на полу, старушка брызгала ему в лицо водой.
— Да ты, милый, совсем слаб, да и голова у тебя разбита, — сказала она. — Куда тебе сейчас идти! Давай помогу забраться на печь. Задёрнешь шторку, отлежишься хотя бы несколько часов. Поесть тебе дам — тогда и уйдёшь.
Делать нечего — Сергей кивнул головой. Он подивился силам этой маленькой щупленькой пожилой женщины. Как ей удалось втащить его, здоровенного парня, в избу? С помощью хозяйки он забрался на печь и закрыл глаза.
Сергей задремал, а разбудили его голоса, звучавшие на немецком. Вслушавшись, он понял, что фашистов была двое: высокий голос принадлежал какому-то Гансу, низкий — Хельмуту. Хельмут, судя по всему, что-то знал из русского, потому что обратился к хозяйке:
— Эй, матка! Шнапс, шнапс имеешь?
— Есть бутылочка, — ответила хозяйка. — Сейчас принесу. Сала вам нарежу.
Потом скрипнули табуреты — ясно было, что немцы устроились за столом. Раздалось звяканье стаканов, фашисты загоготали, низкоголосый Хельмут выкрикнул: «Хайль, Гитлер!» Потом были «Прозит!» (Ваше здоровье! — А. Г.) и ещё и ещё раз «Прозит!».
Наконец, немцы, по-видимому всё выпили. Табуреты скрипнули. И вдруг Хельмут обратился к хозяйке:
— Матка, а русский зольдат не прячешь?
— Нет, нет, русский зольдат нет, — отвечала старушка.
Наступила томительная тишина. Судя по всему, Хельмут, будучи в некотором опьянении, с трудом обдумывал вероятность своего предположения.
— Ганс, глянь по сторонам! — это Сергей понял, и сердце его оборвалось.
«Ну, вот и всё — конец», — подумал он. Странно, но в этот момент ему в голову пришла обжигающая мысль не о самой смерти, а о том, как он умрёт. Не на задании, подорвав себя гранатой, не в открытом бою, а вот так — застрелит его, беспомощного, фашист, прямо в лоб или, что того хуже, поволокут его в штаб, начнут пытать, выведывать данные… Выдержит ли он истязания?!
Сергей услышал, как Ганс сделал несколько шагов, и вдруг опять наступила тишина.
— Comm her! (Иди сюда. — А. Г.) — позвал он.
Снова заскрипели половицы.
— Это что за картина? — голос Хельмута прозвучал как-то по-особенному.
— Икона, — ответила хозяйка дома. — Это — наш святой Сергий Радонежский, покровитель воинов.
Возникла пауза.
— Он помогает солдатам, — попыталась упростить объяснение старушка.
— Помогает зольдат, — повторил Хельмут и замолчал.
Затем наступила тишина, которая длилась, длилась и длилась… И, наконец, Хельмут сказал Гансу (это Сергей понял легко): «Ладно, пойдём, Ганс! Откуда тут быть русским!»
Немцы ушли. Сергей ещё немного полежал на печи. Понемногу успокаиваясь, он шептал: «Будь благославен, отче Сергий!.. Сергий? Прямо как я — Сергей».
На дорогу старушка дала ему краюху хлеба и кусок сала.
— Может, долго своих искать будешь, так подкрепишься, — сказала она. — Меня Марией Ивановной зовут. А ты, говоришь, — Сергей, разведчик. Тогда знай: немцев в деревне человек пятьдесят. Так мне соседка сказывала, когда бутылку самогона принесла. Самогон затем, чтобы немцев задобрить, если явятся.
Старушка перекрестила Сергея, и он двинулся в путь.
Когда добрался к своим, доложился о том, что разведал. Потом комбат как-то в один из дней сказал ему, что данные весьма пригодились. А на следующий день подразделение разведчиков перебросили в другое место.
Сергей Александрович Бойко с боями дошёл до Берлина. На этом тяжёлом и славном пути он часто молился святому Сергию Радонежскому: такая потребность возникла как бы сама собой и стала естественной частью его жизни.
published on according to the materials
Комментарии (0)